Семья в телевизоре в очередной раз ответила неправильно, и «Бак с блевотиной Ноэля» качнулся и медленно опрокинулся. Он облил их отбросами, но им это понравилось. Зрители в студии хлопали и смеялись. Дети на ковре – тоже.

И тут до меня вдруг дошло, что я тоже никогда раньше не видел этого шоу «в живую»; ни Ноэля, ни Сэвилля, ни Дэниэлса. Все это было значительно раньше меня – я тогда еще и не родился. Я просто видел повторы в записи. Так что же тут все-таки происходит? И что происходит конкретно со мной?

Дежа-Вирт. Наверняка.

Дежа-Вирт – так называется ощущение, которое иногда на тебя находит в Вирте, то же самое дежа-вю, только в Вирте. Но ты уверен, что это реально. Получается такой замкнутый круг – своего рода Призрачный Зов. Воспоминания из предыдущих трипов всплывают в перьевых грезах и выбрасывают их из фазы, как волны обратной связи.

Возможно, это и был ответ. Я сейчас в Вирте, и меня настигает Призрачный Зов.

– Это не передача, – сказал Барни. – Просто видеозапись.

– Это не реально! – заорал я. – Не реально!

– Ну да, – сказал он, будто гордился этим, а потом протянул руку, так, чтобы мне было видно, и второй рукой содрал кусок плоти, демонстрируя мне механизмы, скрытые под кожей.

– Вот, кто я есть, – сказал он.

Я тупо смотрел на комок мокрого пластика; нано-микробы пульсировали у него в венах, синтетические кости легко сгибались, когда он опускал и поднимал руку.

– Вот, кто я есть, – повторил он, на этот раз – медленнее, с проблеском печали, словно он что-то оставил в прошлом, оставил уже безвозвратно – что-то человеческое.

Робо! Барни был робо. Робоповар!

– Здесь внутри, – продолжил он, постучав себя пальцем по голове, – все лучшие рецепты всех лучших в истории поваров. Я – их хранилище.

Как будто в ответ на это, ребенок, Кристал, оторвала лоскут кожи у себя на затылке. С веселым смехом – как будто это была игра.

– Это Робовилль, Ежик, – сказал Барни. – Насколько я знаю, чистые называют его Городом Игрушек, правильно?

– Не давай Барни тебя напугать, – сказала Люсинда, но совет несколько запоздал.

Меня конкретно тошнило.

Робочеловек шагнул ко мне.

– Забавно, правда? – сказал он. – То, как чистые реагируют на робо. Судя по их реакции, мы вообще – грязь какая-то.

Об этом я ничего не знал, но одно я знал твердо: у меня не было времени там сидеть, мне надо было искать Тень и Существо.

– Как нам отсюда выбраться? – спросил я. – У нас еще есть одно дело.

– Я думаю, вам не надо сейчас никуда идти, – сказал Барни. – Битл очень плох.

– Он не такой уж и чистый, – сказала Люсинда.

Я так и не понял, о ком она говорит: обо мне или о Битле.

И тут я увидел себя в лодке на воде: смотрю на берег, с бесполезным пистолет в руке, смотрю, не в силах ничего сделать, как копы волокут Тристана к своей машине. И увозят в участок. Где они так его измудохают, что он вообще перестанет чувствовать что бы то ни было. Это был никакой не Вирт. Никакой не сон. Все это – реально, и слезы у меня в глазах – тоже реальны.

Мне бы в жизни поменьше Ваза, и хотя бы мазок клея. Может, тогда бы я смог прицепиться к кому-то. Крепко-накрепко, чтобы не оторвать.

Дети громко смеялись над неудачей телевизионной семьи, и я уже не понимал, что реально, а что нереально.

Цепи и наручники, разложенные вдоль стен спальни. Коллекция кнутов – вразброс в застекленном шкафчике.

Битл был привязан к кровати шестью крепкими веревками. Он лежал на спине, и цвета сочились из его кожи в лезвиях света. Казалось, уже половина его тела была теперь поражена живыми фракталами.

– Скриббл! Мой мальчик! – воскликнул он. – Рад тебя видеть живым и здоровым. Ты меня не развяжешь? А то хотелось бы прогуляться.

– Думаю, что не стоит.

Вирус уже подбирался к мозгу, так что он себя чувствовал супергероем.

– Это для твоего же блага, Би. Не хочу, чтобы ты прыгал с высотных зданий.

– Да! На меня это похоже. Блистающий Человек. Этот Барни действительно хорошо поработал. Слушай, а, может, он самый заправский фрик! Ты видел его жену, Скрибб?

– Видел.

– Вот сексуальная штучка! Помнишь?

– Что я должен помнить?

– Черт, детка, неужели ты все забыл? Как можно было забыть этот сон?! Может быть, ты весь засох? Я читал, так иногда бывает, когда ты не пользуешься этой штуковиной в полной мере.

– Ты знаешь, что происходит, Битл? – спросил я.

– Что происходит? Все происходит. Мир вокруг происходит. И я – главный игрок. И если ты не развяжешь веревки, Скриббл... я все равно взлечу, даже с ними. Я улетаю, детка! Ты просекаешь?

Да. Я все просекал.

– Я знаю финальный счет, малыш, – продолжил он, и его голос менялся, становился спокойным, серьезным. – Эта полицейская сука что-то в меня всадила. Я так думаю, что мне скоро пиздец. Но, черт, детка, мне так хорошо! Вот парадокс.

– Это все из-за этой херни, – сказал я, также спокойно. И его цвета вспыхнули ярким огнем, полыхнули мне прямо в лицо. Мои слезы были горячими. Они текли по щекам, испаряясь в ослепительном блеске.

– Я знаю, Скрибб. Но знаешь, что еще? Я чувствую, что обязательно выкарабкаюсь. Выкарабкаюсь и верну теневую девушку и инопланетянина. Я чувствую, что, когда все закончится, я стану сильнее. В огне. Ты понимаешь?

– Я скоро приду, Битл, – прошептал я. – Правда, скоро приду.

Он отрешенно кивнул, словно был где-то не здесь.

– Не потеряй Мэнди, – сказал он напоследок.

– Не потеряю.

Когда я сжал его руку, его пальцы были горячими. Его цвета сияли, перетекая в меня.

Но я все равно убирал руку, вбирая в себя этот жар.

Такое чувство, будто держишь в руке солнечный спектр.

Я смыл с себя грязь этих дней, вытерся насухо и долго-долго вглядывался в зеркало – в того человека, кем я стал за последнее время.

Я оттянул веко на левом глазу. Придвинулся ближе к зеркалу, прямо под свет лампы, и уставился себе прямо в глаза, ища разгадку.

– Нашел что-нибудь?

Мягкий медовый голос раздался за спиной. Я резко обернулся и едва не налетел на нее. Она была совсем рядом, и я снова почувствовал, как возвращаются воспоминания. Я пытался их задержать, объяснить... но у меня ничего не вышло. Я только сумел убедить себя, что это – воспоминания о том, чего не было.

– Мы тебе не нравимся? – спросила она.

– Ты мне нравишься, – я посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть ответный блеск холодного металла. Но вместо этого встретил пристальный человеческий взгляд.

– Я не робо, – сказала она. – Ты что, не понял?

– Я понял.

– Эта Твинкль – очаровательный ребенок. Может быть, тебе надо найти хорошую женщину и, наконец, остепениться. С ребенком. На самом деле, это не так уж и плохо – так жить.

– Что это за история с Барни? – спросил я.

– Он хороший человек.

– Я знаю.

– Он отрезал себе один палец, когда был молодым – случайно, когда чистил овощи. Кафе заплатило за пересадку, ему поставили какой-то нано-пластик. Парень подсел. Так бывает. Тебе пересаживают пластик, и тебе хочется больше. Мне так Барни сказал. Хочется больше силы. Потому что она такая, какая есть. Сила. Сила, чтобы жить дальше; чтобы стоять на своем. Разве ты никогда не чувствуешь, что проще сдаться или уступить, Скриббл?

– Чувствовую. Иногда.

– Тогда вживи в себя робо. И все это пройдет. Так они говорят.

– Я сейчас в Вирте? Да? – спросил я.

– Нет. Это реал.

– А тебе можно верить? Ощущения похожи на Вирт.

– Это из-за того, что во мне.

– И что именно?

– А ты не чувствуешь?

– У меня очень странное ощущение...

– Да?

– Как будто я знал тебя раньше.

– В каком смысле?

– Ну...это трудно вот так объяснить.

– Ты знаешь, что Барни мне изменяет?

– Неужели?

– Это нормально. Я тоже ему изменяю.

– И ты?

Я отстранился от нее.